I have a bad филин about this.
Про поезда, из детства, много, я ничего не правил- Вставай.
Первый раз я никогда не слышу. Всё, что человек говорит, пытаясь разбудить меня, я слышу только после первых пяти-шести секунд. Не знаю, может быть так со всеми происходит - я же никогда не спрашивал.
- Вставай, пол часа до выхода! Вставай, ну пожалуйста, опоздаем же.
В комнате темно, только через приоткрытую дверь пробивается жёлтый свет от лампы в прихожей, который всегда так меня раздражал. Низкий диван в бабушкиной квартире каждый раз как-то непривычно низок. С письменного стола телевизор "Радуга" пялится на меня своим огромным, выпуклым пыльным экраном. Привычно, даже в те свои пять лет, начинает болеть голова - от пробуждения, в глазах мигают чёрные точки, я пытаюсь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Огромный шкаф с книгами во всю стену. Десятки каких-то советских детективов. Горшки с цветами. Бабушкина шуба.
- Одевайся скорей.
Мама до сих пор зовёт меня по имени только тогда, когда хочет сказать что-нибудь плохое. Два часа ночи, я пока ещё не сова без намёка на режим сна, мне пять, плохо и глаза болят от света. Я сажусь на кровати и пытаюсь, щурясь, рукой нащупать на полу маленький жёлтый портфель с синими собачьими ушами и чёрным клеёнчатым носом. Собран ещё за три дня до поезда, перепроверен раз десять, но я ещё раз перебираю все его внутренности. Блокноты, фломастеры, карандаши, книжки, игрушечный кот... всё на месте.
Одеваюсь. Бабушка провожает нас, обнимает, целует. Выходим в холодный подъезд, четыре этажа, ручка двери... не могу вспомнить, какой она была. В двухтысячном на место деревянной двери встала другая, тёмно-бордовая кодовая, до сих пор помню код - 310, а вот что было в пять... не помню. На улице холодно, значит, она вся во льду даже внутри подъезда. На улице темно, очень темно. Такси (у деда опять сломалась машина), мама отдаёт сумки водителю, - тот помогает загрузить их в багажник, а я пытаюсь вспомнить, вот уже в который раз, не забыл ли чего дома. Из-за недосыпа колотит. До сих пор так же происходит, когда поезд отправляется ночью. Ах, да. Поезд... в три часа ночи, он отправляется всё в те же три часа. Сколько лет прошло - ничего не изменилось. Три часа ночи, обратно - семь, кажется, утра... давно я не ездил "обратно". Однажды попали в день, когда переводили часы назад: просидел амёбой в тёмном вагоне лишний час. Первое, помнится, было купе, свет из купе-каморки проводника - опять этот жуткий жёлтый свет. Мы садимся в такси - сидения холодные. Сколько на улице? Ноябрь, так что -25, предположим, или, может, -30. Тогда у меня руки не мёрзли - не то что сейчас. И было абсолютно всё равно, сколько за окном. Едем. До вокзала 20 минут, мы проезжаем то место, где через год (или два?) будет ресторан отца, - это уже за городом, вернее между двумя его частями. Улица Островского, кстати. До сих пор жутко вспоминать. Гаражи, эти бесконечные гаражи, минут 10 едем, и кроме них - ничего, и фонари горят через один, а вокруг них - мухи, гигантские снежные хлопья, образуют такие огромные жуткие шары, - прямо как у Ван Гога. Такое я, почему-то, видел только в девяностых. Из радио орёт что-то из популярной попсы того времени, едем молча. Это - одно из самых приятных воспоминаний моей жизни, потому что каждый раз я радовался этим поездкам так, словно еду впервые, но глаза болят, меня колотит, окно покрыто инеем и я не могу сцарапать его доконца, - мелочи убивают радостные ощущения. Сейчас я читаю про себя Бродского, когда у меня такое настроение. Нашёл, конечно, что читать... приехали. Нехотя вылезаю, мы бредём по ступенькам вверх, останавливаемся. "Тссс", - прислушивается. Откуда-то издалека (ведь мы из-за метели ничего не видим дальше трёх метров) эхом грохочет голос, который я помню до сих пор. "На третий путь.... шур-шур-шур.... объявляется посадка-ка-ка-ка...".
- Третий путь, да что же такое... пошли скорей, а то сейчас на первый поезд приедет, и мы не успеем пройти.
"...объявляется посадка... на поезд сорок первый..."
Не подскользнуться бы на рельсах.
"... Воркута-Москва..."
Котлас Узловой. Мам, а тут кто-нибудь живёт?
Когда мы приедем?
Мам, можно я ещё посплю?
Нет, нам выходить скоро, ты не встанешь.
Простите пожалуйста! Мне бы вещи забрать. Да, номерок вот.
Ого, чего это вы так поздно, до Воркуты что ли?
Да.
А зачем же вы туда, так далеко-то?
Я там живу.
Ого! Далеко, далеко. А тут что делаете, учитесь? Нет? А что тогда?
Да, вы знаете... (смеюсь) долгая история.
Первый раз я никогда не слышу. Всё, что человек говорит, пытаясь разбудить меня, я слышу только после первых пяти-шести секунд. Не знаю, может быть так со всеми происходит - я же никогда не спрашивал.
- Вставай, пол часа до выхода! Вставай, ну пожалуйста, опоздаем же.
В комнате темно, только через приоткрытую дверь пробивается жёлтый свет от лампы в прихожей, который всегда так меня раздражал. Низкий диван в бабушкиной квартире каждый раз как-то непривычно низок. С письменного стола телевизор "Радуга" пялится на меня своим огромным, выпуклым пыльным экраном. Привычно, даже в те свои пять лет, начинает болеть голова - от пробуждения, в глазах мигают чёрные точки, я пытаюсь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Огромный шкаф с книгами во всю стену. Десятки каких-то советских детективов. Горшки с цветами. Бабушкина шуба.
- Одевайся скорей.
Мама до сих пор зовёт меня по имени только тогда, когда хочет сказать что-нибудь плохое. Два часа ночи, я пока ещё не сова без намёка на режим сна, мне пять, плохо и глаза болят от света. Я сажусь на кровати и пытаюсь, щурясь, рукой нащупать на полу маленький жёлтый портфель с синими собачьими ушами и чёрным клеёнчатым носом. Собран ещё за три дня до поезда, перепроверен раз десять, но я ещё раз перебираю все его внутренности. Блокноты, фломастеры, карандаши, книжки, игрушечный кот... всё на месте.
Одеваюсь. Бабушка провожает нас, обнимает, целует. Выходим в холодный подъезд, четыре этажа, ручка двери... не могу вспомнить, какой она была. В двухтысячном на место деревянной двери встала другая, тёмно-бордовая кодовая, до сих пор помню код - 310, а вот что было в пять... не помню. На улице холодно, значит, она вся во льду даже внутри подъезда. На улице темно, очень темно. Такси (у деда опять сломалась машина), мама отдаёт сумки водителю, - тот помогает загрузить их в багажник, а я пытаюсь вспомнить, вот уже в который раз, не забыл ли чего дома. Из-за недосыпа колотит. До сих пор так же происходит, когда поезд отправляется ночью. Ах, да. Поезд... в три часа ночи, он отправляется всё в те же три часа. Сколько лет прошло - ничего не изменилось. Три часа ночи, обратно - семь, кажется, утра... давно я не ездил "обратно". Однажды попали в день, когда переводили часы назад: просидел амёбой в тёмном вагоне лишний час. Первое, помнится, было купе, свет из купе-каморки проводника - опять этот жуткий жёлтый свет. Мы садимся в такси - сидения холодные. Сколько на улице? Ноябрь, так что -25, предположим, или, может, -30. Тогда у меня руки не мёрзли - не то что сейчас. И было абсолютно всё равно, сколько за окном. Едем. До вокзала 20 минут, мы проезжаем то место, где через год (или два?) будет ресторан отца, - это уже за городом, вернее между двумя его частями. Улица Островского, кстати. До сих пор жутко вспоминать. Гаражи, эти бесконечные гаражи, минут 10 едем, и кроме них - ничего, и фонари горят через один, а вокруг них - мухи, гигантские снежные хлопья, образуют такие огромные жуткие шары, - прямо как у Ван Гога. Такое я, почему-то, видел только в девяностых. Из радио орёт что-то из популярной попсы того времени, едем молча. Это - одно из самых приятных воспоминаний моей жизни, потому что каждый раз я радовался этим поездкам так, словно еду впервые, но глаза болят, меня колотит, окно покрыто инеем и я не могу сцарапать его доконца, - мелочи убивают радостные ощущения. Сейчас я читаю про себя Бродского, когда у меня такое настроение. Нашёл, конечно, что читать... приехали. Нехотя вылезаю, мы бредём по ступенькам вверх, останавливаемся. "Тссс", - прислушивается. Откуда-то издалека (ведь мы из-за метели ничего не видим дальше трёх метров) эхом грохочет голос, который я помню до сих пор. "На третий путь.... шур-шур-шур.... объявляется посадка-ка-ка-ка...".
- Третий путь, да что же такое... пошли скорей, а то сейчас на первый поезд приедет, и мы не успеем пройти.
"...объявляется посадка... на поезд сорок первый..."
Не подскользнуться бы на рельсах.
"... Воркута-Москва..."
Котлас Узловой. Мам, а тут кто-нибудь живёт?
Когда мы приедем?
Мам, можно я ещё посплю?
Нет, нам выходить скоро, ты не встанешь.
Простите пожалуйста! Мне бы вещи забрать. Да, номерок вот.
Ого, чего это вы так поздно, до Воркуты что ли?
Да.
А зачем же вы туда, так далеко-то?
Я там живу.
Ого! Далеко, далеко. А тут что делаете, учитесь? Нет? А что тогда?
Да, вы знаете... (смеюсь) долгая история.
-
-
07.03.2011 в 09:11очень мило, Хайн, правда <3
-
-
07.03.2011 в 15:03Awww, спасибо)) я бы тоже чью-нибудь послушал)